КСАПА ХУЛИГАНКА - Страница 8

Хорошо едим, досыта. Но все съели, завтра снова есть нечего будет. Что такое - восемь оленей на голодное общество? Нас же три с половиной сотни. Но все поели - это хорошо.

После еды Мудреныш хлопает меня по плечу и ведет за собой. Ксапа вытирает губы и спешит за нами. Даже ладошку в мою руку вкладывает. Но я-то понимаю, одна среди чужих боится остаться.

- Она знает наш язык? - интересуется Мудр.

- Нет, - отвечает Мудреныш. - Только несколько слов.

- Что вы видели за перевалом?

- Чудесное место, отец! Там все есть! Лес, река, птицы, звери. Они совсем не боятся людей. Завтра общество пойдет через горелый лес к перевалу.

- Сколько дней идти обществу в долину?

- Мы вернулись за два дня. Обществу надо пять-шесть дней.

- Люди голодные и слабые. Что будешь делать, сын?

- Я пошлю вперед лучших охотников. Четыре дня, и они принесут мясо.

- Через три, сын.

- Да, через три.

Ксапа ничего не понимает, но ловит каждое слово. И головой вертит. Догадывается, что разговор очень важный.

- Сын, я водил тебя в долину много лет назад.

- Да, отец.

- Знаешь, почему мы живем здесь, а не там?

Мудреныш думает, мы ждем. Ксапа мою руку сжимает, смотрит удивленно.

- Не знаю, отец.

- Долина маленькая. Мы съедим все за год-два.

- Не вести общество в долину?

Мудр долго смотрит в костер.

- Пять дней назад вернулся Головач с охотниками.

- Ты послал его к Заречным.

- Да, я послал его к Заречным. Они не пустили наших охотников на свой берег. Копьями грозили.

Сильно я разгневался! Мудреныш копье сжимает, пальцы побелели. Всегда мирно жили. Сколько их девок у нас, сколько наших у них! Всегда мирно жили.

- Не сердись на них, - говорит Мудр. - У Заречных всегда плохо со зверьем было. Их земля два общества не прокормит. Четыре охотника из Заречных перешли реку и отдали Головачу тушу быка. Но на свои земли охотиться не пускают.

- Все наше зверье за реку ушло! Что нам делать, отец?

- Завтра пойдем к перевалу.

- А через два года - что? Сколько лет надо, чтоб новый лес вырос?

- Когда ее сын, - Мудр указывает на Ксапу, - приведет себе девку, леса вновь будут зеленеть на наших землях.

Я подумал, что плохо нам будет, если у Ксапы дочки пойдут, и чуть не рассмеялся.

- Мы будем посылать самых плохих охотников сюда, - продолжает Мудр. - Пусть ходят вдоль реки, пусть Заречные и Степняки видят, что наши земли не пусты. Иначе они займут их. Нам предстоят тяжелые годы, сын.

- Ты далеко смотришь вперед, отец.

- Теперь расскажи, что это за девка.

Мудреныш рассказывает все, но чуть-чуть не так, как на самом деле. Верного Глаза, что копье бросил, ругает, а про Ксапу плохого слова не говорит. Что копье без спроса взяла и сломала, когда дерево пыталась повалить, сказал, но так, как будто не ночью, а утром, когда мы сообща дерево валили. Получается, будто виновата Ксапа совсем чуть-чуть, по глупости. А то, что с больной ногой оленя наравне с охотниками несла - это само за себя говорит.

- Ты как соловей поешь, - улыбается Мудр. - Я не спрашиваю, откуда у нее синяк на лице. Я не спрашиваю, почему вы ее Хулиганкой зовете. Я спрашиваю, зачем ты ее привел?

- Хочу знать, кто такие чудики, - говорит Мудреныш. - Где живут, куда охотников посылают, как летающую волокушу сделали. Ксапа научится говорить, все нам расскажет.

- А если не захочет рассказать?

- Расскажет. Не мне, так Клыку. Не Клыку, так сыну.

Я обнимаю Ксапу рукой, прижимаю к себе. Вскрикивает от боли, но мою руку не скидывает, а на плечо передвигает. Я вспоминаю, что у нее синяк на ребрах.

- Ты правильно сделал, сын, - говорит Мудр. - Она расскажет.

Моя затевает свой прозрачный шалаш ставить, а не в общем ваме со всеми спать. И хорошо, и плохо. Лучше бы ей сначала со всем нашим родом перезнакомиться, а не сразу в свой... В мой, в смысле, выделяться. С другой стороны, тоже правильно. Незачем тычки да подзатыльники от старших женщин терпеть. Хоть и девка совсем, но старшая в роду. Уважение сразу. Велю Мечталке помочь да любопытных отогнать. А сам - к Мудренышу, на серьезный разговор.

Нехорошо получается. Он уже со своей женщиной лег. Но ко мне сразу выходит.

- Почему? - спрашиваю. - Почему Ксапу мне отдал? Почему себе не взял, если от нее судьба всего общества зависит?

- Ты ее на плече принес. Твоя девка, - говорит. Но глаза отводит. Все так, да не так.

- Тогда почему три полоски хотел, когда она твое копье сломала?

- Послушай, - говорит Мудреныш. - Тебе девка нравится, нет?

Что тут сказать...

- Я ее полдня нес. Радовался. Ноги подгибались, а не тяжело. С голоду умирать буду - последний кусок ей отдам.

- Так чего тебе еще надо? Живи с ней, детей заводи.

Ага... Детей заводи... А через два года голод начнется. Не помрут, так слабыми вырастут. С другой стороны, как удержишься? Не о том думаю!

- Ты ничего просто так не делаешь. Я ее принес, ты долго-долго думал, я видел. И потом - она шаг сделает, ты лоб морщишь. Она в небо посмотрит, ты полчаса в небе птиц считаешь. А когда разозлился на нее - почему мне дал, а Кремню - нет?

- Умный ты парень, Клык. Но временами такой дурак... - с тоской в голосе произносит Мудреныш. - Когда голодной зимой Заречные своих девок и молодых баб к нам привели, ты почему себе не взял? С голода ведь девки помирали. Ворчун себе двух взял. Многие наши взяли.

- С тех пор Ворчуна Ворчуном прозвали, - бормочу я. - Кто я был два года назад? Пацан сопливый. С пустыми руками с охоты приходил...

- Ну да. С добычей по тонкому льду - на тот берег, а потом с пустыми руками - назад. Девки Заречных о тебе до сих пор спрашивают. Ты хоть одну с собой клал?

Хорошо, что темно. Не видно, как щеки горят.