- А если я по его следу пойду?
- А это мысль! - одобряет Михаил, доставая мобильник. - Только никуда ходить не надо.
С кем и о чем он говорит по мобильнику, я не понимаю. Но вскоре к нам приходят Главврач и незнакомый мне чудик. О чем говорят, я опять не понимаю. Слишком много незнакомых слов. Но незнакомый чудик раскрывает уже знакомый мне чемоданчик, и на его стенке на маленькой картинке мы видим девок, которые кормят грудничков. Жамах среди них нет.
- Веня, перехвати Оксану и приведи ее сюда, - говорит Главврач.
- Оксана - это которая?
- Которой здесь нет. Она в инкубаторской.
- Понял! - парень быстро выходит из комнаты.
А на картинке в комнату заглядывает чудик в синем. Правда, на нем сверху белый халат. Лидочка тут же с сердитыми словами выталкивает его за дверь.
- Видимо, это по мою душу, - говорит Катя и выходит в коридор.
- Как же тут переключиться? - сердится Главврач, стуча пальцами по чемоданчику. На картинке от этого меняются комнаты и коридоры. Этим он занимается пока не возвращается Веня. За ним входит Жамах с ребенком у груди. Увидев меня, улыбается, садится рядом и трется щекой о мое плечо. У Ксапы научилась. А Веня что-то делает с чемоданчиком, и мы видим на картинке Катю и чудика в синем. Они сидят на подоконнике, Катя кормит грудью малыша, а чудик что-то говорит ей.
- Звук будет? - спрашивает Михаил.
- Сейчас, - отвечает Веня. - Даю максимум.
- Ну хорошо, - слышим мы Катин голос. - Вы меня приперли к стенке. Дальше-то что?
- Я желаю знать, что произошло.
- И больше ничего?
- И больше ничего.
- Ладно, вам расскажу. Но без записи и без протокола. Пристанете еще раз, буду все отрицать. Мне известность ни к чему. Я даже здесь, в больнице, под чужим именем записалась.
- Как скажете, Оксана Давидовна.
- Гробанулись мы год назад. Там, - она указывает подбородком куда-то на потолок.
- Простите, что вы сделали?
- Разбились. Парни погибли, а меня спасли аборигены. Вы должны знать, что мы геологи. Вылетели в поле отработать два полигона. Бумага есть?
Она что-то быстро рисует, придерживая левой рукой ребенка у груди. Лист бумаги елозит по подоконнику, и рисунок получается ужасный, как у маленьких детей.
- Планшет выглядит приблизительно так. Это долина. Вокруг горы. Здесь - река, - объясняет Катя. - Здесь первый полигон. Его мы отработали, собрали образцы, погрузили в машину, перелетели сюда. Здесь второй полигон. Его тоже отработали, а на взлете врезались в склон горы и скатились в реку. Вот тут, где крестик.
- Простите, а что за полигоны?
- Рудные выходы. Ну, месторождения металлических руд, понимаете? Прямо на поверхности. Вскрышные работы не нужны. Можно разрабатывать открытым способом.
- Я понял. Что было потом?
- Або вытащили меня из воды где-то здесь, ниже по течению, откачали и унесли к себе в стойбище, - на рисунке появляется стрелка куда-то за пределы листа.
- А дальше?
- А дальше - я прожила с ними год, и вот! - она кивает на ребенка. - Но если я что-нибудь прочитаю об этом в вашей прессе, лично сверну вам шею. Так и знайте!
- Последний квэщн, Оксана Давидовна. Какие у вас планы на будущее?
- Еще не решила. Сначала его надо на ноги поставить, - покачала на руках ребенка. - А там будет видно.
- Благодарю за сотрудничество, Оксана Давидовна. Вы внесли ясность в этот темный вопрос. Мой коллега Медведев, как у вас говорят, большой темнилка. Я из него слова не мог достать... Вытянуть, да?
Когда Катя скрывается в палате, а чудик направляется к выходу, Михаил ерошит пальцами волосы и восторженно произносит:
- Ну, баба дает! Штирлиц в юбке! Надо ее к нам сманить. Как гладко легенду стелила. - Тут он озабоченно косится на Жамах. - Это ты ей рассказала?
Жамах улыбается и отрицательно качает головой.
- Я рассказал, - сознаюсь я.
- Молодец, Юра. Исправил мой прокол. Думаю, надзорщики теперь успокоятся, настанет тишь, гладь да божья благодать.
Он еще что-то хочет сказать, но тут к нам в палату врывается рассерженная Лидочка.
- Сан Саныч, - набрасывается она на Главврача, - ну что же это делается?! Разве в изоляторе будет порядок, если вы первый его нарушаете? Где положено кормить грудничков?
- Не волнуйтесь, Лидочка, ситуация полностью под моим контролем. Мы уже идем.
- Кто такие або? - спрашиваю я, когда мы с Михаилом остаемся вдвоем.
- Або - это сокращение от абориген. То есть, местный житель.
- Я - абориген?
- Ты там, у себя дома абориген. А здесь я абориген! - усмехается Михаил, ударяя себя кулаком в грудь. - Вообще, это слово буржуинское, у нас его не очень любят. Но надзорщики англоязычные, для них это слово родное и понятное. Знаешь, что? Идем, я тебе город покажу!
В палату я возвращаюсь вечером, перегруженный впечатлениями, новыми словами и подарками для Ксапы, Жамах и всех остальных. Михаил говорит, что я его по миру пустил. Вызывает по мобильнику машину и велит отвезти оба рюкзака с подарками и тачку на пропускник. Тачка - это такая волокуша на двух колесах. Вначале она мне понравилась, но потом подумал, что по лесу да по камням таскать ее будет сложно.
Самое интересное у чудиков - это как они землю делят на свою, чужую и общую для всех. Своя - это тротуар. Земля людей. Чужая - проезжая часть. Земля машин. А общая - это где и люди ходят, и машины ездят. Но Михаил предупредил, что машины и по тротуарам часто ездят. Потому что водители - козлы! Со светофорами я еще не разобрался, но можно смотреть на окружающих и переходить вместе со всеми.
- Я подготавливаю ваш обратный переход, - сообщает Михаил. - С тобой никаких проблем. Можешь пройти когда угодно. С Жамах тоже, если вопросов задавать не будут. Язык она плохо знает. Проблема с малышом. Есть вариант пронести его в ящике, как оборудование. Я это беру на себя, но согласится она расстаться с ним на полчаса?