КСАПА ХУЛИГАНКА - Страница 82

- Мать твою, шашлык сгорел! - хватается за голову Юра. Сбрасывает обугленные кусочки мяса в прогоревший костер и тут же принимается разделывать рыбу. Геологи подбрасывают дров, раздувают огонь, разливают воду по стаканчикам. "Для сугреву", как говорит Вадим. Пьют, морщатся, закусывают ржаной лепешкой и обсуждают тонкости рыбалки. Какую рыбу как лучше ловить. Под эти разговоры я незаметно засыпаю.

Когда просыпаюсь, геологи опять громко и нестройно поют. Как я понимаю, уху уже приготовили и съели, но рыбы осталось еще много. Юра готовит "коктейль" - нанизывает на шампуры попеременно куски рыбы и мяса. Все кричат, что ничего хорошего из этого не выйдет, что он только продукты изводит, но никто не вмешивается.

Получается, по общему мнению, не очень, но на закус годится. Затем кто-то предлагает последний раз искупаться. Мнения разделяются. Трое уходят к реке, двое остаются поддерживать костер, а двое откровенно храпят. Я узнаю, что Мудреныш совсем не прост, что Ксапа Давидовна себе на уме, что если к Вадиму жена нагрянет, мужику песец придет, и всем мало не покажется. А ведь она нагрянет... И вообще, вдовы - бабы замечательные, но разврат пора кончать. И осень скоро, надо успеть дома закончить. Еще узнаю, что Сергей здорово на Бэмби запал, а Натка до сих пор об этом не знает и ждет. Что каждого капитана в порту ждет девушка, каждого машиниста на вокзале ждет девушка, каждого летчика в аэропорту ждет девушка, всем хорошо, только девушке плохо: то в порт, то на вокзал, то в аэропорт. В общем, обычные мужские разговоры. Почти как у нас.

Возвращаются замерзшие купальщики, будят сонных, жарят мясо на сковороде, разливают воду из канистры по стаканчикам, пьют, закусывают мясом. Решают, что все хорошо, только вот баб нет, что сухой закон - необходимое зло. Пускают гитару по кругу. Еще раз дружно пьют и закусывают. Голоса опять становятся громкими, но неразборчивыми, каждый что-то говорит, но никто никого не слушает. Платон замечает, что уже поздно, пора в машину и баиньки.

- Да от вас весь салон перегаром провоняет, - возмущается Сергей. - Мих сразу поймет!

Немного поспорив, решают спать под открытым небом. Но палатку ставить не хотят, потому что в лом, а дождя не будет. Приносят спальные мешки, раскатывают и ложатся. В последний момент Платон назначает дежурства по два часа. Первый - Вадим. Вадим вылезает из спальника, садится у костра, подбрасывает дров. Вскоре спят все, даже Вадим - сидя, уронив голову на колени.

Я, наконец-то, могу выползти из кустов и размять конечности. Заодно доедаю жареное мясо, скручиваю пробку с очередной канистры и напиваюсь воды. Невкусная вода у геологов. Никакого вкуса не имеет, ничем не пахнет. Вода должна вкус иметь. Даже талая вода весной - и то вкус имеет. А эта - никакая. Но в реке мутная. Год назад пил - и ничего, а теперь привык, что у нас, за перевалом, вода жутко холодная, но чистая. Мутную пить уже неприятно.

Темнеет. Вадима я будить не хочу, подбрасываю дров в костер и сажусь в сторонке. Какие-то геологи сегодня были не такие. НЕАДЕКВАТНЫЕ, как сказала бы Ксапа. Никогда я их такими не видел.

Блин горелый! Сам уснул. Будит меня волчий вой. Сразу в животе холодно становится. Волки летом сытые, осторожные. Но их много! А у меня копья нет! Раньше у нас только лесные волки водились. Мы их в то время просто волками звали. А потом из степи пришли степные волки. Более крупные и сильные. Лесные зимой стаей охотились, а летом на пары разбивались. Степные и летом, и зимой - стаей. Так лесные тоже круглый год стаей ходить повадились, иначе им от степных не отбиться.

Закидываю в костер все оставшиеся дрова, расталкиваю парней, а они не просыпаются. Никто! Тела мягкие, как мешки с хорошо размятой глиной. А на дальнем конце поляны уже зеленые глаза светятся. Лесные волки пожаловали. Много их, больше полусотни, наверно. Что же делать?

Если в вертолет людей перетащить, да запереться, то до утра отсидеться можно. Но пока одного тащу, волки других порвут.

Хватаю две канистры, пустую и полупустую, друг о друга колочу. Гулко получается, но не громко. Если б железные были... Бросаю пустую в костер. Знаю, пластмасса горит. И на самом деле - хорошо пыхнула. Огненный язык на пять шагов из себя выбросила, из костра выкатилась. Я ее пинком назад в костер загоняю. Шампуры хватаю, все восемь, за ремень сую. Мозгую, что у костра не отсижусь, надо как-то к вертолету пробиваться. Толика пять шагов тащу, бросаю. Юру к Толику подтаскиваю, Вадима - и так всех по очереди. Пять шагов протащу, брошу, за следующим бегу, по гитаре бью, чтоб гудела.

Волк к Платону осторожно суется. Я ему с размаха гитарой по голове. Нету гитары... Но передышку получаю - волки за тушу лося принимаются. Беда в том, что на всех не хватает. Матерые лося делят, молодых не подпускают. Молодые хотят геологов на вкус попробовать. Но боязно. Думают, что геологи моя добыча, раз я их тушки перетаскиваю, на них медведем рычу.

Юру удобно тащить - за капюшон спальника одной рукой схватил - и волоку. Вторая рука свободна. Остальные поленились в спальники залезть. Тащу кого за руку, кого за шиворот. Пуговицы обрываются, тела из одежды и спальников выскальзывают. Неудобно! Спальники волки треплют. А тут еще сзади волк суется. Тыкаю его шампуром. Целил в глаз, попадаю в пасть, щеку насквозь протыкаю. Он зубы сжимает, дергает, шампур у меня из руки вырывает и убегает. Скулит в отдалении. Остальные тоже отбегают. Я людей до вертолета дотаскиваю, дверь распахиваю, первого в салон закидываю. Волки снова ко мне подбираются. Выдергиваю шампур из-за пояса, бросаю в ближайшего. Не как дротик, а как Сергей нож метает. Хорошо выходит, шампур глубоко втыкается! Волк визжит, вся стая отскакивает. Я еще двоих в салон забрасываю. Волки наглеют. Хорошо, матерые тушей лося заняты. Набросились бы на меня все сразу. Эти молодые, трусливые. Осторожничают пока. Еще в одного шампур бросаю, шампур у него в боку остается. Я четвертого в машину закидываю, на ступеньку встаю, к выключателю тянусь, свет включаю. Оставшихся троих к лесенке подтаскиваю, а что дальше делать - не знаю. Еще в двух волков шампуры втыкаю. Они визжат, отбегают, остальным боязно. Я передышку получаю. В проходе гора тел. Кое-как еще двоих сверху забрасываю, дверь захлопываю, а последнего, Вадима, тащу вокруг вертолета к дверце пилотской кабины. Рычу на волков, они на меня зубы скалят. Молодая волчица за ботинок Вадима хватает, к себе тянет. Я их обоих волоку. Тут Вадим бормочет что-то невнятное, свободной ногой волчицу в лоб бьет. Она отскакивает, а я дверцу распахиваю, хватаю Вадима за ремень да за шиворот, в кабину забрасываю. В шею волка, что из-под машины суется, шампур втыкаю. Сам в кабину запрыгиваю, дверцу поскорее захлопываю. Перелезаю через обмякшую тушку Вадима, беру за грудки, сажаю в кресло пилота как полагается. В салон прохожу, кучу тел растаскиваю, по креслам рассаживаю. Тела мягкие, что же они с собой сделали? Пересчитываю дважды, проверяю, все ли дышат, проверяю, плотно ли дверцы закрыты... И на пол сажусь. Последние два шампура рядом кладу, чтоб под рукой были. Встаю, свет гашу, снова сажусь. А то волки меня видят, а я их нет. Когда глаза к темноте привыкают, у окна сажусь. Волки кости лося обгладывают, друг у друга вырывают. Котел и сковородку вылизывают. Вертолет им не интересен. Слушаю, как Бэмби дышит, но не бужу. Опускаю спинки у кресел геологов. Иду в кабину, но у кресла пилота спинка не опускается. Перетаскиваю Вадима в салон, сажаю как и всех остальных. Нюхаю, как его дыхание пахнет. Нехорошо пахнет, незнакомо. Только у Бэмби дыхание чистое.