За ужином появление Евражки в желтой футболке и лохматых кожаных штанах вызывает дружное "Ооо!" у шабашников. Парни раздвигаются, уступают ей место в центре. Платон поднимается, расстегивает на себе два ремня и протягивает ей нож в ножнах и ремни, на которых ножны висят.
- Держи, Евражка! Ты сегодня хорошо работала.
Все аплодируют. А это чудо вытаскивает нож из ножен, осторожно лижет лезвие, вскидывает руки вверх и вопит во всю глотку:
- А-а-а!!! Я буду великой охотницей! Как Жамах! Лучше, чем Жамах! Я буду самой великой охотницей!
Невдалеке стоят наши пацаны и завидуют. У тех, кто постарше, уже есть свои ножи. Но одно дело, когда всем раздают, и совсем другое - когда охотник с себя снимает и тебе дарит нож на глазах у уважаемых людей.
- Идем домой, не сиди здесь - Жамах встает передо мной на колени, берет меня за руки.
- Она здесь тосковала. Это еще до того, как чудики вернулись.
- С ней все будет хорошо, верь мне. Скоро она прилетит к нам на белом вертолете.
- Мне плохо без нее.
Ее ладонь касается моей щеки.
- Клык, не плачь. Мужчины не должны плакать.
- Мне все равно.
- О, души предков. Клык, ну что мне сделать? Хочешь, я тебе спину помассирую? Меня Ксапа научила.
Чувствую на плечах ее сильные пальцы. Обнимаю за талию и сажаю рядом.
- Давай, я к своим слетаю, тебе лучшую степнячку привезу, лучше Бэмби, чесно!
- Она будет не Ксапа. Знаешь, я с первого дня понял, что Ксапа - моя, родная. Сразу - и навсегда. Нет, не с первого. Со второго. В первый она очень чудной казалась. Словно и человек, и не совсем.
Увлекшись, начинаю рассказывать неторопливо и подробно. Как она ворвалась в нашу жизнь, сколько раз все переиначила. И вообще, как так случилось, что с одной стороны, ее как бы всерьез никто не держит. Ну нельзя всерьез относиться к тому, кто твою жизнь с ног на голову ставит. Упреки пойдут, обиды... А если это не всерьез, то как бы и ничего. Словно игра.
А с другой стороны, все делают так, как она скажет. Даже охотники ее слушаются. Если не получится ее придумка, посмеются беззлобно и вновь своими делами занимаются.
Светать начинает. Летом ночи короткие. А я все рассказываю. Вдруг за спиной кто-то как бы придавленно чихает. И со скалы камешек шуршит по склону. Срываюсь с места, взлетаю на скалу - тут невысоко, чуть больше, чем два моих роста - и поднимаю за шкирятники двоих пацанов.
- Подслушивали!
В правой руке - Жук. А в левой... Не пацан это, а Евражка в своей лохматой куртке до колен.
- Пусти! - кричит. И пинается.
- Пусти ее, - улыбается Жамах. - Все равно она нашего языка не понимает.
Отпускаю Евражку, но еще выше поднимаю Жука.
- А с ним что делать? Он наш язык понимает.
- Это человек твоего народа. Сам решай, - говорит Жамах на языке чубаров.
Перекидываю Жука через плечо как добычу и направляюсь к вамам.
- Я окуну его в холодную реку, а потом закину в вам к родителям. Чтоб он на них упал, намочил и разбудил, - отвечаю тоже на языке чубаров. Евражка нас понимает, а Жук - нет.
- Пусти его! - кричит Евражка. И колотит меня кулачками по ребрам и пониже спины. По спине не получается - там Жук висит. Когда начинает пинать ногами, Жамах ее оттаскивает.
- Тихо! - командую я. - Всех перебудите.
У вамов спускаю Жука на землю. Мы ударяем друг друга по ладоням, как Ксапа научила, и он тянет Евражку за собой в вам. Мы идем к своему ваму. Спокойно здесь, за перевалом. Ни волков, ни медведей, ни степняков. После зимы, как из хыза в вамы перебрались, охотники ни разу сон людей не охраняли. Когда-то в нашей пещере медведь жил, но давным-давно. Были раньше звери, которых Ксапа барсами звала, да и те ушли. Даже тревожно как-то, если вдуматься.
Михаил привез экскаватор и письмо от Ксапы. Экскаватор - это такая маленькая, с меня ростом, юркая машина на четырех толстых колесах, у которой не поймешь, где перед, где зад. С одной стороны - нож бульдозера, он же ковш - это смотря как повернуть. С другой стороны - железная лапа, а на конце тоже ковш. Только маленький и с клыками, чтоб землю рыть.
Но главное - это письмо. Михаил вручает мне конверт, а я, если честно, не знаю, что с ним делать. Хорошо, Мечталка вырывает из рук, чтоб картинку рассмотреть. Пускаем конверт по рукам, все смотрят и щупают. А когда конверт доходит до Платона, тот достает нож, аккуратно вскрывает конверт и вытаскивает письмо.
- Господи, ну и почерк! - ужасается он, разворачивает листок и громко читает:
- Здравствуйте, мои дорогие! Как ни странно, но я еще жива. Это удивительно и очень приятно! Даже пробитое легкое заштопали. Вставать врачи еще не разрешают, но все свои трубки из моего молодого организма уже вытащили. Сама дышу, сама ем. Врачи говорят, проваляюсь здесь еще месяца два, а то и три. Как я по всем по вам соскучилась, не передать!
Все, пришла медсестра Таня, сейчас будет меня колоть и мучить. Клык, она тебя помнит. Как ты ей про Тибет рассказывал.
Пишите мне, тут так скучно!
Пост скриптум. Клык, не обижай Жамах. Она хорошая. Береги Олежку. Ксапа-хулиганка.
Народ зашумел. Жамах рассказывает про порядки в больнице, про капельницы и как в попу иголками колют. А я отвожу Платона в сторону и расспрашиваю про непонятное.
Пока разгружаем бочки с соляром для экскаватора, сонный Сергей прищемляет и обдирает палец. Платон отстраняет его от работ и отправляет досыпать. Сергей что-то возражает, но Платон намекает про завтрашний полет и обязательный двенадцатичасовой отдых перед полетом. Сергей сдается. А мы учимся управлять экскаватором. Платон говорит, это просто. Управление рассчитано на обезьян из южной Африки. Но сам же первый и влетает в заросшую травой канаву. Если б не каска, разбил бы лоб о стекло. А так - голова цела, только трещины по стеклу в разные стороны. Очень полезная вещь - каска.