КСАПА ХУЛИГАНКА - Страница 21

- А вы что здесь делаете? Живо отойдите на сто шагов!

Поднимает Лаву со снега, сажает на камень между мной и собой. Как будто на камне теплей сидеть! По спинке гладит, ласковые слова говорит... Девка тут же в слезы, ей на грудь, и начинаются женские сопли. Я сижу, ФИЛЬТРУЮ БАЗАР и примерзаю задом к камню. Надо было хоть доху надеть, раз на мороз иду. Не надо было с камня снег стряхивать. На снегу теплее...

Откуда пришли Чубары, Лава не знает. Но Чубары начали теснить степняков. Степняки попали между ними и Заречными. В одну из ночей, когда степняки отступили до самой реки, ночью напали охотники Заречных и увели Лаву с собой. Потом, голодной зимой, отдали нам. Только жизнь наладилась, тут опять Чубары появились. Их надо убивать, потому что они зло приносят, в души предков не верят, у них бабы с оружием ходят, они младенцев едят, чубарка чужая, у нее даже трех полосок нет. Ее убить надо!

Это от Лавы. А от Ксапы я узнаю, что Чубары не виноваты. Их самих теснят Скверные Парни. Они сами в беду попали. С одной стороны - Скверные Парни, с другой - степняки. И им намного хуже, у них даже бабам приходится с оружием ходить. Что младенцев едят - это вредные старухи выдумали. Они всегда так - если кто им не нравится - он младенцев ест. Чубарам сейчас совсем плохо. Была битва, и степняки их сильно побили, а девок и баб себе забрали. А чубарку эту надо уважать, потому что она отважилась одна зимой в горы убежать. И вообще, всем надо дружно вместе держаться, иначе нехорошие МУЖИКИ совсем замордуют. А хороших мало, по пальцам пересчитать.

Замерз я эти женские байки слушать. Прижимаю обеих к себе, чтоб теплее было. И вдруг вижу, что девки, которых Ксапа на сто шагов отослала, тут все, позади нас толпятся.

А еще вижу, что к нам Баламут спешит. А за ним - Туна. Как говорит Ксапа, ПЕСЕЦ! Только, вроде, удалось примирить Лаву с чубаркой, как нате... Несет его нелегкая. До крови ведь дойдет, если срочно что-то не придумаю. Без копья Баламут мне не соперник. Но... Не степняк же он, чтоб мне с ним из-за степнячки драться. И вообще, это его дело - за своей бабой присматривать.

- Что за беда? - еще издали кричит Баламут. Я смотрю на нас как бы со стороны. Сидим, его бабу обнимаем, утешаем. Баба вся в слезах и соплях, у Ксапы на груди утешения ищет. Девки за спиной толпятся, шушукаются. Ох, как я этого не люблю...

- Тихо вы, - прикрикиваю я на девок. - Мужчины говорить будут.

Даже Ксапа замолкает.

- Ты знаешь, что новая степнячка из Чубаров? - спрашиваю я Баламута.

- Я вообще не знаю, кто такие Чубары.

- Плохо! Ты не знаешь, а Лава очень хорошо знает. Чубары всех ее родных убили. Из-за них она к нам попала. Не хочет она в одном хызе с чубаркой жить.

- А кто ее спрашивает? Из-за такого пустяка столько шума?

Баламут, выходит, не понял, что здесь жизнь его девки решается. Как говорит Ксапа, дуракам везет. Это я о себе. Да и о нем тоже. Не будут сегодня бабы в хызе голосить.

- Для тебя пустяк, а для нее - вопрос жизни и смерти. Она готова или сама на нож лечь, или в чубарку его вонзить, или, вон, с МОСТА вниз головой об лед... - с этими словами Баламуту нож протягиваю. Доходит до парня... Ну, приврал немного. Но правду сказал? Сказал! В смысле, и правду тоже сказал. Пускай Лава на меня круглыми глазами смотрит, только бы рот не разевала. Зато Баламут понимает так, как мне надо!

Теперь он свою бабу обнимает, утешает. У Лавы снова слезы ручьем, и на одежке льдинками замерзают. Я-то думал, моя Ксапа плакса. Выходит, жизни не видел. Надоело мне это. Беру Ксапу за руку, к хызу веду. За нами девки тянутся. Ксапа все оглядывается, через шаг спотыкается. Солнце яркое, глаза слепит, но совсем не греет. Снег искристый под ногами поскрипывает. Такой день чуть не испортили...

- Как думаешь, она больше не будет? - тормошит меня Ксапа.

- Тебя уважает, против твоего слова не пойдет, - говорю я. А в душе надеюсь, что чубарка в ближайшие дни сама помрет. Лаву-то мы успокоили, но степнячек у нас много...

Вечером Лава благодарить приходит. От волнения по-своему лепечет, мои ладони себе к щекам прижимает. Что-то этот жест у них значит, только я не знаю, что.

На следующий день Баламут меня у ТУАЛЕТА перехватывает, благодарит, что я его бабу спас. Глупый, Ксапу благодарить надо.

Потом Туна заглядывает. Я бы до вечера гордый ходил. Да случайно подслушиваю часть разговора Головача с Мудром. Жаль, не сначала.

- ... Кто сегодня в обществе главный? Думаешь, мы с тобой? Вокруг посмотри!

- Но ведь лучше жить стали, согласись. А баба она скромная, до власти не рвется, - возражает Головач.

- Хитрая она, а не скромная. Или ты забыл, что про чудиков говорила?

- Так ты ей не веришь.

- Да, не верю! Я тогда ей верить начну, когда Клыку пацана родит, - отрезает Мудр.

- Но раньше верил?

- А еще раньше ходить не умел, на карачках ползал, у мамки титьку сосал! Ты присмотрись к ней, как она людьми играет. Я еще не знаю, как она нами играть будет, когда чудики придут.

- Но ведь жить стали лучше...

Дальше разговор по второму кругу идет. А мне так горько... Думал, если две полоски - значит, все! Своя навсегда. А тут - как была чужая, так и осталась.

Ксапа два дня допытывается, чего я как по голове тюкнутый хожу. Добилась. Рассказываю. И про разговор, и про полоски. Сначала сердится:

- Ах он... (Дальше совсем непонятно.)

- Переведи.

- Низшее существо из-под ободка УНИТАЗА.

- А что такое УНИТАЗ?

- Забудь. Мне что, больше всех надо, да?! Не хочу я больше ПРОМЕТЕЯ изображать.

- А кто такой ПРОМЕТЕЙ?

- Ой, забудь. Забыли и ПРОЕХАЛИ. Только РЕЛИГИИ вам не хватало...

Немного остывает и говорит мне:

- Ничего, перезимуем. Ты не сердись на Мудра. Он неправ, но ведь об обществе думает.